Лосев

— Алексей Лосев родился в Новочеркасске. Насколько сильно малая родина повлияла на становление философа? Для Алексея Федоровича воспоминания о юности в Новочеркасске были до конца жизни одними из самых дорогих. Здесь он приобщился к самому важному — к родной земле и вере. Ведь Лосев по отцовской линии — потомственный казак, чьи предки проливали кровь за отечество, а по материнской — из духовной семьи: его прадед Григорий Поляков был диаконом, дед — Алексей Поляков — настоятелем новочеркасского храма Михаила Архангела (теперь перед этим храмом заботами его настоятеля протоиерея Олега Добринского стоит памятник Алексею Федоровичу, а в самом храме открыта экспозиция его памяти), дядюшка — Стефан Власов — настоятелем церкви в станице Каменская. Углублению духовных исканий юноши очень способствовала и новочеркасская гимназия с домовой церковью в память святых равноапостольных Кирилла и Мефодия просветителей славянских. Об этой церкви Лосев вспомнит накануне смерти в слове к тысячелетию крещения Руси «Реальность общего». Гимназический учитель Закона Божия отец Василий Чернявский, погибший мучеником (расстрелян в 1937 году), приобщал учеников не только к вере: благодаря ему у Лосева возник интерес к психологии и философии. Да и другие учителя этому способствовали — и преподававший русскую литературу директор Ф.К. Фролов, и учитель древних языков И.А. Микш. Недаром, впервые попав в 1911 году в Москве на заседание Религиозно-философского общества, где собирался цвет русской мысли Серебряного века, молодой человек с удивлением обнаружил, что там обсуждаются те же проблемы, которые волновали его в родном доме на Михайловской улице, где он впервые открыл тома Платона и Вл. Соловьева.
Кстати, в прошлом году в честь 125-летнего юбилея философа в Новочеркасском музее Донского казачества открылась выставка «Источник живой мысли». До недавнего времени в фондах музея было только два предмета, связанных с Лосевым, — фотография и книга с его автографом. В октябре 2018 года Аза Алибековна Тахо-Годи подарила музею 14 предметов, отражающих жизнь и деятельность философа в периоды его жизни, как в Новочеркасске, так и в Москве.
А.Ф.Лосев-выпускник Новочеркасской гимназии. 1911 год.
— Лосева сегодня вполне ответственно называют крупнейшим русским мыслителем, историком философии и эстетики. Что побудило его погрузиться в глубокую древность? — Окончив новочеркасскую гимназию, юноша колебался, какой выбрать путь: у него был абсолютный музыкальный слух, он прекрасно играл на скрипке, привлекала и математика, но в итоге он поступил сразу на два отделения историко-филологического факультета Московского университета: философии и древних языков. Он понимал, что заниматься философией Платона без знания в совершенстве древнегреческого невозможно. В дальнейшем это решение во многом спасло Лосева: когда в 30-е годы советская власть запретила ему как идеалисту публиковать философские работы и преподавать философию, знание античности помогло ему в буквальном смысле выжить — и как человеку, и как мыслителю. Конечно, обидно, что общественная ситуация не позволила Лосеву выразить всесторонне и целостно собственную философскую систему, но зато мы имеем монументальную «Историю античной эстетки», охватывающую тысячелетие античной культуры.
— Алексей Федорович вырос в атмосфере русского Серебряного века, был лично знаком со многими известными литераторами и философами. Часто ли он вспоминал о тех временах? — Да, Алексей Федорович был знаком со многими выдающимися людьми начала столетия — с Н. Бердяевым, отцом Сергием Булгаковым, И. Ильиным, Г. Шпетом. Особенно ценил молодого человека и оказывал ему поддержку С.Л. Франк. Отец Павел Флоренский в 1922 году венчал Лосева с его избранницей Валентиной Михайловной Соколовой. Но рассказывать о них Лосев начал лишь в середине 1980-х годов, да и то очень осторожно: ведь все они считались врагами советской власти — кто был выслан из страны в 1922 году, кто — расстрелян. Лосев сам пережил арест и лагерь, так что его осторожность вполне понятна.
— «Диалектика мифа» — так называется книга Алексея Лосева, ставшая причиной его ареста. Почему тема мифа, которая прошла через всю литературу, косвенно или непосредственно, так взволновала советскую цензуру? — Если бы эта книга рассказывала просто о древних мифах, причем квалифицировала бы миф как обычную сказку, как что-то неправдоподобное, далекое от жизни, а не как огромной силы идею, движущую людьми и историей, то, конечно, Лосев не был бы объявлен классовым врагом и арестован, а его книга не была бы изъята из обращения и практически полностью уничтожена. Во всем мире чудом сохранилось всего пять ее экземпляров из 500 изданных в 1930 году. Кстати, один из этих уникальных экземпляров хранится в Донской публичной библиотеке. А вот в созданной в Москве в честь мыслителя Библиотеке-музее истории русской философии и культуры «Дом А.Ф. Лосева», к сожалению, как и в личной библиотеке Алексея Федоровича, ее нет. Всё мечтаем, что кто-нибудь из коллекционеров нам ее подарит.

Издание 1930 года.
— Часто ли Лосев вспоминал лагерную жизнь? Какой опыт он вынес оттуда? — Нет, о лагере Алексей Федорович никогда не говорил, хотя забыть такой страшный опыт он, конечно, не мог. В 2005 году была опубликована его лагерная переписка с женой, арестованной вместе с ним по сфабрикованному делу об истинно православной церкви, но попавшей первоначально в лагерь на Алтае. В минувшем году, к 125-летию со дня рождения Алексея Федоровича, в Москве был поставлен спектакль по этой переписке. Она настолько проникновенная и трагическая, что даже актеры не могли справиться с охватившими их эмоциями и ненаигранно плакали на сцене. Что же касается лагерного опыта, то, судя по письмам, Алексей Федорович не считал его полезным: соприкосновение со злом в любых формах опасно для человеческой души. Да и физически лагерь нанес тяжелый урон: именно там Лосев начал терять зрение — сначала на лесоповале, потом в вычислительном отделе Беломорско-Балтийского лагеря.
— Алексей Федорович до конца жизни носил скуфью — свою знаменитую шапочку, в которой он запечатлен практически на каждой фотографии. С чем это связано? — Как я уже говорила, Алексей Федорович был глубоко верующим человеком. Когда в 1920-е годы начались гонения на церковь, когда кругом воцарился воинственный атеизм, Лосев и его супруга решили принять тайное монашество (явное было уже в 1929 году невозможно — фактически все монастыри к этому времени уже были закрыты). Есть гипотеза, что Михаил Булгаков, создавая образ главного героя в знаменитом романе «Мастер и Маргарита», наделил своего мастера черной шапочкой, памятуя и о судьбе арестованного Лосева.
— Большую роль в его жизни сыграли преданные ему близкие люди, его жена Валентина Михайловна и Аза Алибековна Тахо-Годи… — Валентина Михайловна — пример удивительной любви и самоотдачи. Восемнадцатилетней девушкой увидев Алексея Федоровича, она сразу же его полюбила и внутренне вскоре выросла в его духовную меру. А ведь быть достойной спутницей и собеседницей великого человека — задача не всякой по плечу. Но она могла на равных говорить с Алексеем Федоровичем и о математике, и об астрономии, и о музыке… Ее заботами и моя тетушка, Аза Алибековна, поступившая в 1944 году в аспирантуру в Московский педагогический институт, где Лосев преподавал греческий язык, пришла к православию и понесла те заботы о слепом Алексее Федоровиче, о которых, умирая в 1954 году, просила ее Валентина Михайловна.

Алексей Лосев и Аза Алибековна Тахо-Годи
— Каким запомнился Алексей Лосев Вам? — Алексей Федорович скончался, когда мне шел 21-й год. Поэтому я его очень хорошо помню: всю его высокую фигуру, особый наклон головы, иронические усмешку и интонации. Но, конечно, в то время я до конца не сознавала, с какой личностью свела меня судьба. Хотя уже двухлетней называла его «Гиган(т)». Но чем больше я его читаю и принимаю участие в издании его трудов, тем больше поражаюсь масштабу лосевской мысли.
— Как Вы считаете, решил ли для себя Лосев основной вопрос философии? — Думаю, что для себя этот вопрос Алексей Федорович решил раз и навсегда еще в середине 1910-х годов, когда в работе «Строение художественного мироощущения», увидевшей свет лишь после его смерти, писал о невозможности существования материи без души, а души — без материи и говорил о своем методе как «религиозном материализме».
— Есть мнение, что философия — удел лишь «пыльных профессоров». Стоит ли человеку неподготовленному читать труды Лосева? — Вот уж кто бы с этим никогда не согласился, так сам Лосев! Он считал, что нет ничего увлекательнее мысли, что только любовь к мысли дает человеку вечную молодость, что философия не отвлеченная наука, но руководство к реальным поступкам в реальном мире, потому что только понимая, ради чего мы живем, мы можем быть деятельны и сильны. Об этом Алексей Федорович говорил в самой простой и понятной форме в книжечке, написанной в начале 1980-х годов для молодежи, — «Дерзание духа», переизданной в этом году на английском языке в известном издательстве Brill. Прочитать лосевскую лагерную переписку или его собственное авторское краткое изложение многотомной «Истории античной эстетики» в недавно вышедшей книжке «От Гомера до Прокла», как думается, сможет всякий, кто любит читать и интересуется культурой.
23 сентября 2019 года. Презентация книг А.Ф. Лосева и об А.Ф. Лосеве в Библиотеке
«Дом А.Ф. Лосева».; выступает А.П. Козырев, замдекана философского факультета МГУ ;
ведет заседание Е.А. Тахо-Годи.

Пахомов Алексей Федорович

живописец, график, скульптор, педагог, действительный член Академии художеств СССР, народный художник СССР

Дата рождения: 02.10.1900
Место рождения: д.Варламово Кадниковского уезда
Дата смерти: 14.04.1973
Место смерти: г.Ленинград

(2.10.1900, д.Варламово, Кадниковский уезд – 14.04.1973, г.Ленинград).

Живописец, график, скульптор, педагог. Действительный член Академии художеств СССР, народный художник СССР. Иллюстратор классической русской литературы, в том числе книг для детей и юношества. Награжден золотой медалью за панно «День страны Советов» в советском павильоне Международной выставки в Париже (1937). Лауреат Государственных премий СССР: 1946 – за серию литографий «Ленинград в дни войны и блокады»; 1973 (посмертно) – за иллюстрации и оформление сборника рассказов Л.Н.Толстого «Филиппок» (1954) и «Азбука» (1970–1973). С 1948 г. преподавал в Институте живописи, скульптуры и архитектуры им. И.Е.Репина (Ленинград) на отделении станковой графики.

Вологодская земля подарила культуре России ХХ в. ярчайшие имена, среди них – Алексей Федорович Пахомов, действительный член Академии художеств СССР (1964), народный художник СССР (1971) – живописец, график, скульптор, педагог. Значение его творческого наследия не ограничивается рамками века прошедшего. Выразив свое время, он навсегда остался в истории русского искусства.

Алексей Пахомов родился 2 октября 1900 г. в деревне Варламово Кадниковского уезда Вологодской губернии в крестьянской семье. Он рано пристрастился к рисованию и, к счастью, находил поддержку и понимание в семье. Вспоминая о тех годах, он писал: «Моего отца ряд лет выбирали старостой, поэтому бумага в доме водилась». Сначала на юного художника обратила внимание учительница сельской школы, а потом и местный владелец усадьбы В.Ю.Зубов. В имении Зубовых Кубин Бор, что находилось в семи верстах от д. Варламово, Пахомов впервые взял в руки иллюстрированные книги, знакомился с репродукциями картин знаменитых русских художников И.Е.Репина и В.И.Сурикова. Семья дворян Зубовых сыграла определяющую роль в судьбе будущего мастера. По инициативе Зубовых он был определен на казенный счет учеником в начальное училище в Кадникове, после окончания которого на собранные Ю.М.Зубовым деньги отправлен в Петроград, в училище технического рисования барона А.Л.Штиглица. Земляки и в дальнейшем не оставляли без поддержки молодого художника. Голодный 1918 г. он пережил в Кадникове, куда был приглашен на должность преподавателя школы первой и второй ступени. Несмотря на материальные трудности, это время он вспоминал с благодарностью: «Весь год я читал. Передо мной раскрывался мир, которого я, оказывается, почти не знал». Родная земля навсегда оставалась той крепостью, что защищала и помогала как в жизни, так и в творчестве.

Уже не одно юное поколение наших соотечественников открывает для себя мудрость и поэзию классических литературных произведений Л.Н.Толстого, И.С.Тургенева, Н.А.Некрасова, И.А.Бунина, В.В.Маяковского не без помощи ярких и талантливых иллюстраций Алексея Пахомова. Ровесник века, он был свидетелем и участником многих событий и экспериментов в искусстве России ХХ века. Начал художественное образование в училище технического рисования барона Штиглица (1915–1917), а заканчивал его в преобразованной революцией Академии художеств (тогда – ВХУТЕМАС, 1922–1925). Учителями будущего художника были и традиционалисты, и реформаторы – М.В.Добужинский, В.И.Шухаев, С.В.Чехонин, Н.А.Тырса. Последний привел его в редакцию детского отделения Госиздата к В.В.Лебедеву, стоявшему у истоков создания новой детской книги. В конце 1920-х гг. А.Ф.Пахомов уверенно входит в круг ленинградских графиков-иллюстраторов, обретает свой почерк, находит свои темы и своих героев. Пройдя через увлечение искусством Сезанна, затем кубистов, он приходит к творческому осмыслению традиций русской культуры и, в частности, реализма. Вот тут и помогли воспоминания деревенского детства и ежегодные летние поездки на родину в Харовский район, которые художник не прерывал в течение всей жизни. Натурные рисунки, сделанные с односельчан, превращались в законченные композиции, рассказывающие о романтике походов «в ночное», зимних ребячьих забавах, летнем купании и прогулках по лесу. Мир детей с его радостями и огорчениями, новизной открытий, будничными заботами и фантазиями оживал под чутким карандашом мастера. И мы вместе с его героями шли по заснеженной деревне, так напоминающей Варламово («Филипок» Л.Н.Толстого), вслушивались в рассказы мальчишек, сидящих у ночного костра («Бежин луг» И.С.Тургенева), которые, затаив дыхание, слушал когда-то и сам Алексей. Мастерски владея рисунком, Пахомов блестяще передавал непосредственность детского характера, то озорного и непоседливого, то не по годам серьезного. Его композиции всегда изобиловали меткими и емкими деталями, точностью найденных поз и жестов, яркой атрибутикой времени.

Решая профессиональные задачи, в ранний период творчества, когда еще увлеченно занимался живописью и входил в объединение «Круг художников» (1926–1932), Пахомов использовал форму, близкую русской средневековой традиции. Сцены из крестьянского быта – сенокос, косьба – мыслились им как ритуальное действо, в изображении которого им использовались приемы языка фрески или иконы. Но и эти картины рождались на основе бытовых наблюдений и зарисовок, которые Пахомов делал постоянно, находился ли он на отдыхе в деревне, работал ли в городе или у себя в мастерской. В них, этих беглых набросках, виден и меткий глаз наблюдателя, и талант рассказчика, умеющего обобщить и обыграть подмеченную жизненную ситуацию.

Язык Пахомова-иллюстратора формировался постепенно. На раннем этапе заметное влияние на него оказали коллеги – В.В.Лебедев и Н.А.Тырса. Классический «пахомовский» стиль, основанный на традициях русского реализма, определился к середине 1930-х гг., подтвердив коренные связи художника с народной культурой, которые не обрывались никогда. Вспоминая деревенские обычаи, Пахомов описывал, как на каждую Пасху отец украшал избу яркими «сытинскими» лубками. Такие же «выставки» появлялись и в других домах. Это было настоящим праздником для мальчика, еще не умеющего читать, но с увлечением рассматривающего эти нехитрые нравоучительные истории, рассказанные языком графики. Так складывался Пахомов-иллюстратор, тонко понимающий психологию ребенка, склонный к сюжетному повествованию, любящий говорящую деталь, умеющий воссоздать современную и историческую ситуации.

Блокаду художник пережил в Ленинграде, ставшем его второй родиной. В этот период не книжная, а станковая графика являлась основной сферой его творческой деятельности. Здесь он трудился над серией, посвященной осажденному городу, затем восстанавливаемому после войны. И снова главными героями его графических произведений становятся юные горожане, пережившие вместе со взрослыми все тяготы этих суровых дней. «У нас много пишут о том, что художнику нужно изучать жизнь, – говорил после войны один из ведущих ленинградских живописцев И.А.Серебряный. – В условиях войны и блокады мы не «изучали» жизнь. Мы жили этой жизнью. Все сердца бились в унисон, и у всех была одна мысль, одна цель – все для победы!».

С 1948 г. начинается педагогическая деятельность А.Ф.Пахомова в Институте живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е.Репина (с 1949 – в звании профессора). Здесь он руководил отделением станковой графики.

Однажды найдя в искусстве свою главную тему, А.Ф.Пахомов остался верен ей навсегда. Высокий профессионализм, духовность его творчества поставили нашего земляка в один ряд с ведущими мастерами, определившими лицо культуры своего времени.

Литература:

Пахомов А.Ф. Про свою работу. – Л., 1971.

Пахомов А.Ф. Про свою работу в детской книге. – М., 1982.

Пахомов А.Ф. 10 книжек для детей. – Л., 1986.

Матафонов В.С. Алексей Федорович Пахомов. – М., 1981.

Ленинградская станковая литография. 1933–1963. Каталог выставки /Автор вступ. статьи Козырева М. Н. – Л., 1986. – С. 57–59.

Смирнова Т.А. «Любимое мое, родное Варламово…» // Харовск. Краеведческий альманах. – Вологда, 2004. – С. 278–294.

Л.Г.Соснина

Родюков Алексей Федорович

Подробности Категория: Преподаватели Дата публикации Администратор Просмотров: 11613

Кандидат философских наук, доцент кафедры социально-политических наук (СПН)

Адрес: пр. Большевиков, д. 22, к. 1, ауд. 346/1.

Тел: (812) 323-34-09, 8.952-247-83-37

E-mail: Этот адрес электронной почты защищен от спам-ботов. У вас должен быть включен JavaScript для просмотра.

Сфера научных интересов:
синергетический подход к решению проблемы роли личности в истории;
проблемы постиндустриальной парадигмы в свете холизма.

Читаемые курсы:
Философия,
Религиоведение.

С 1971 года учёба на философском факультете ЛГУ им. А.А.Жданова. Закончил обучение в 1977 году по специальности преподаватель философии и этики.
Кандидат философских наук с 7 мая 1987 года.
Доцент – с 13 декабря 1990 года.
Владение языками: немецкий.
Повышение квалификации:

• Дважды, в 1983 и 1989 годах находился в Институте повышения квалификации преподавателей общественных наук при ЛГУ им. А.А.Жданова в качестве слушателя и получил удостоверения об успешном завершении курсов, соответственно № 140/33 и № 75/44.
• В 1994 году получил Сертификат за № 42/4, выданный в Республиканском гуманитарном институте при СПбГУ по кафедре философии и культурологи.
• В 2005 году прошел стажировку на философском факультете СПбГУ.
• Повышение квалификации на курсах ГО Центрального района СПб 26-27иоктября 2011 года. Удостоверение от 27.10.2011, № 12/38.

Преподает в СПбГУТ с 1979 года по настоящее время. С 2011 года по август 2012 года – доцент кафедры СПН СПбГУТ им. проф. М.А.Бонч-Бруевича.

Участвует в международных и всероссийских научных конференциях (Дни философии в Петербурге, конференции «Новые идеи в философии» в Пермского госуниверситете, конференция «Социальные и культурные трансформации в контексте современного глобализма» в г.Грозном, ноябрь 2018, регулярных семинарах по акмеологии на базе Академии акмеологии в СПб и др.) а также в конференциях, проводимых в СПбГУТ: БАФО, АПИНО

Публикации
Имеет 45 научных публикаций (статьи РИНЦ, ВАК, Web of Science, 1 монография, разделы в 2-х коллективных монографиях) и 11 учебно-методических пособий
1.Статья «Диалектическое противоречие и его фальсификация в буржуазной философии»//в сб. «Общество – социализм – нации». – Л., 1983. Объем – 18 стр.
2.Статья «Диалектическое противоречие и формальная антиномия»// в Сб.: «Марксистско-ленинская философия и научный коммунизм: некоторые актуальные проблемы». – Л., 1984 /Депонирована в ИНИОН АН СССР № 20411 от18.04.85 г. Объем – 25 стр.
3.Статья «О диалектике отношений противоположностей в противоречии». Рукопись депонирована в ИНИОН АН СССР № 25697 от 01.07.86 г. Вестник ИНИОН, № 12, 1986. Объем – 14 стр.
4.Диалектическая взаимосвязь категорий противоречия и отношения: автореферат дис… канд. филос. наук: 09.00.01. – Л.,1987. Объём – 16 стр.
5.»Заметки о соотношении категорий связи и отношения» / Тезисы 10-ой Краевой НТК «Роль науки в повышении эффективности производства» в соавторстве с Белоусовым В.А. – Владивосток, 1989. Объем – 6 стр.
6.Статья «К вопросу об основном противоречии социализма» в соавторстве с Евдокимовым В.Н. / Депонирована в ИНИОН АН СССР № 378875 от 16.05.89 г. Объем – 18 стр.
7.Тезисы «К вопросу о новых формах разрешения противоречий общественного прогресса» в соавторстве с Евдокимовым В.Н. – Гродно, 1989. Объем – 2 стр.
8.Тезисы «Кризис социализма: опыт философской интерпретации» совместно с Евдокимовым В.Н. – Гродно, 1990. Объем – 2 стр.
9.Статья «Сущностные уровни человека» в соавторстве с Евдокимовым В.Н. – СПб.: РГИ-ИПК, 1994. Объем – 13 стр.
10.Статья «Соотношение и взаимосвязь формальной и диалектической логики». – газета «Связист» № 30(376) от 17 ноября 1980 г. Объем – 3 стр.
11.Статья «В.И.Ленин и проблемы диалектического противоречия». – «Связист» № 18(384) от 3 июня 1980 г. Объем – 3 стр.
12.Тезисы «Ф.Энгельс о соотношении формальной и диалектической логики» / Аспирантская конференция ЛГУ апрель, 1980 г. Объем – 5 стр.
13.Статья «О марксистском и гегелевском понимании противоречия как источника развития»//аспирантский сборник ЛГУ. – Л.: ЛГУ, 1981. Объем – 7 стр.
14.Тезисы доклада «Драма толерантности» /63-я НТК профессорско-преподавательского состава, научных сотрудников и аспирантов: материалы /ТО УВ ПО СПбГУТ, СПб., 2011. С.178-180. Объём — 6,5 стр.
15. Статья «К вопросу о совместимости марксистской, постиндустриальной и холистической концепций» // Актуальные проблемы российской философии: межвуз. сб. науч. тр. (по материалам Всерос. науч. конф., Пермь, 29-30 сентября 2011 г.): в 2 т./Перм. гос. нац. иссл. ун-т. – Пермь, 2011. – Т.2. – 250 с. – 188-192.
16. Статья «Эссенциальные последствия толерантности» //Новые идеи в философии. Выпуск 20: Философия как инновационный фактор науки и образования: межвуз. Сб. науч. тр. (по материалам Всерос. науч. конф., Пермь, 19-20 апреля 2012 г.). В 2 т. – Пермь, 2012.- Т.2. – 145 с. – С.7-13.
17.Тезисы «Неомарксизм и современные концепции постиндустриализма и холизма» для НТК СПбГУТ. Объём – 3 стр.
18.Участие в работе семинара проф. Бранского В.П. «Философские проблемы синергетики» (сентябрь 2011 – январь 2012). Форма отчёта — конспект лекций в электронном виде. С.25.
19. Статья «Социальный отбор и вопрос о роли личности в истории»//Новые идеи в философии. – Вып. 21: Философия как инновационный фактор науки и образования: межвуз. сб. науч. тр. (по материалам Всерос. науч. конф., Пермь, 18-19 апреля 2013 г.): в 2 т. /Перм. гос. нац. иссл. ун-т. – Пермь, 2013. – Т. 2. С. 15-23.
20. К вопросу о роли личности в истории: диалектический и синергетический подходы/ «Вестник Пермского университета». Серия «Философия. Психология. Социология». Выпуск 3 (15), 2013. С. 74-80.
21. Монологичность толерантности /Толерантность и интолерантность в современном обществе: осмысление новой реальности. Материалы международной научно-практической конференции «Толерантность и интолерантность в современном обществе: осмысление новой реальности /под науч. ред. проф. И.Л.Первовой. – СПб.: ООО «Изд-во Лань», 2012. С. 104-111.
22.»Дни философии в Санкт-Петербурге» , 21-23 ноября 2013 г. Принял участие в работе Круглого стола «Научное и вненаучное мировоззрение в творчестве». Руководитель: д. филос.н., проф. В.П.Бранский. Секретарь: к. психол.н., доц. С.Д.Пожарский. Санкт-Петербургский институт психологии и акмеологии (пр. Обуховской обороны, д. 120, литер К), 11.00, аул. 7. Тема доклада: «К характеристике социокультурной динамики (синергетический аспект»)».
23. Монография «Индивидуальность и личность в истории государства и общества (историко-философский и синергетический подходы). LAP LAMBERT Academic Publishing, 2014. – 154 с.
24. К характеристике социокультурной динамики (диалектико-синергетический аспект). Вестник Пермского ун-та, 2014. — С.47-52.
25.Целевая инверсия как плата за ускорение мировой интеграции /Новые идеи в философии. Выпуск 1 (22). Актуальные проблемы научной философии. Научный журнал. В 2 томах. Том 2. – Пермь, 2014. С.118-126.
26. Проблема преподавания философии в системе дистанционного обучения (в соавторстве с Зобовой М.Р.)// Актуальные проблемы инфотелекоммуникаций в науке и образовании. III Международная научно-техническая и научно-методическая конференция: сб. научных статей/ под ред. С.М.Доценко, сост. А.П.Владыко, Е.А.Аникевич, Л.М.Минаков. – СПб.: Санкт-Петербургский государственный университет телекоммуникаций им. проф.М.А. Бонч-Бруевича, 2014. – 1291 с. С.655-659.
27.Образовательное пространство в Интернете и проблемы дистанционного обучения студентов /Материалы конференции преподавателей. Социогуманитарное знание в условиях трансформации общества, Санкт-Петербург, 4-6 декабря 2014 года. – СПб.: СПбГУТ, 2014. – 270 с. – 40-48.
28. Синергетический подход к истории философии (в соавторстве с Зобовой М.Р.) » /Научное мнение. Философские и филологические науки, искусствоведение. Научный журнал, № 11 (2014), Санкт-Петербург. С.9-15. ( ВАК и РИНЦ).
29. Может ли быть идеология «ложным сознанием?//Новые идеи в философии. Вып. 2 (23). Актуальные проблемы научной философии. Пермь: Пермский государственный национальный исследовательский университет, 2015. – С. 130-137.
30. Диалектическая взаимосвязь акмеологии и катабологии: проблема развития в коллективной монографии «Становление фундаментальной акмеологии» под ред. С.Д.Пожарского. — СПб.: Изд-во «ЛЕМА», 2015. – 174 с. С.29-42.
31. Техногенные вызовы будущего человечества и социогуманитарные ответы (в соавторстве с Зобовой М.Р.) // Вестник гуманитарного факультета СПбГУТ им. проф. М.А.Бонч-Бруевича. № 7/2015. Специальный выпуск, посвящённый ХVII Международному Балтийскому коммуникационному форуму, 3-5 декабря 2015 года. – С.-Петербург, 2015. С.78-85.
32. «Философия. Толерантность. Глобализация. Восток и Запад – диалоги мировоззрений», тезисы докладов. У11 Российский философский конгресс (г. Уфа, 6-10 октября 2015 г. В 3-х т. Т. 2. – Уфа: РИЦ БашГУ, 2015. «К вопросу о структуре идеологии и критериях её истинности или ложности». – С.310-311.
33. Науки об обществе и государстве в определении вектора развития отечественного образования и воспитания (в соавторстве с Зобовой М.Р.) // Вестник гуманитарного факультета СПбГУТ им. проф. М.А.Бонч-Бруевича. № 7/2015. Специальный выпуск, посвящённый ХVII Международному Балтийскому коммуникационному форуму, 3-5 декабря 2015 года. – С.-Петербург, 2015. С.78-85.
34.Проблема асимметрии противоположностей в движущих противоречиях действительности (Бусов С.В., Зобова М.Р.)//К.Маркс и будущее философии России. Коллективная монография под редакцией профессора В.Г. Марахова. – СПб. Издательство ВВМ, 2016. -216 с. – С.181-197.
35. «СУЩНОСТЬ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ СВОБОДЫ: ПРОБЛЕМА ВЫБОРА» (В СОАВТОРСТВЕ С ЗОБОВЫМ Р.А., БУСОВЫМ С.В., ЗОБОВОЙ М.Р.). НАУЧНОЕ МНЕНИЕ. ПЕДАГОГИЧЕСКИЕ, ПСИХОЛОГИЧЕСКИЕ И ФИЛОСОФСКИЕ НАУКИ: НАУЧНЫЙ ЖУРНАЛ/САНКТ-ПЕТЕРБУРГСКИЙ УНИВЕРСИТЕТСКИЙ КОНСОРЦИУМ. – СПБ., 2016. — № 4-5. – 150 С.- С. 10-17 (ВАК И РИНЦ).
36. К вопросу о диалектическом характере точки «акме»/Новые идеи в философии. Выпуск 3 (24). Научный журнал. – Пермь, 2016. – С.231-239. РИНЦ.
37.Теодицея и клиодицея в аспекте синергетической философии истории/ Научное мнение. Научный журнал. – Санкт-Петербург, № 1-2 (2016). – С. 34-40. (Бусов С.В., Зобова М.Р.). РИНЦ, ВАК.
38. Доклад на АПИНО «Проблема соотношения истины и идеала в социальных утопиях (в контексте информационного общества)», 2 марта 2017 г., ауд. 328.2 (Зобова М.Р.).
39. Проблема критериев утопического и прагматического в идеологии// Научное мнение. Научный журнал. – Санкт-Петербург, № 1 (2017). – С. 24-30. (Бусов С.В., Зобова М.Р.). РИНЦ, ВАК.
40. Эволюция «всеобщего труда» в структуре общественного производства (от Маркса к современности/ Новые идеи в философии. Выпуск 4 (25). Пермский гос. нац. исслед. университет, Пермь, 2017. – 65-75 (Бусов С.В., Зобова М.Р.).
41.Дальнейшая разработка акмеологии в свете достижений современных социогуманитарных наук (синергетический подход) / Вестник гуманитарного факультета Санкт-Петербургского государственного университета им. проф. М.А.Бонч-Бруевича. – СПб., № 9/2017. – С.166-170.
42.Опубликована статья: «От понятий развития и саморазвития к понятию самоорганизации»/Маркс, Вернадский и фундаментальные стратегии России ХХ1 века. Коллективная монография пол редакцией Заслуженного деятеля науки РФ профессора В.Г. Марахова. – Изд-во ВВМ, 2018. – 216 с. – С. 42-66 (в соавторстве с Бусовым С.В., Зобовой М.Р.).
43. Опубликована статья: «К проблеме эволюции государства в контексте глобализации: методолого-синергетический анализ» (в соавторстве с Бусовым С.В., Зобовой М.Р.). Объём – О.5 п. л.- SCTCMG 2018 International Scientific Conference «Social and Cultural Transformations in the Context of Modern Globalism». – Грозный, 16, 17, 18 ноября 2018 г. Публикация в журнале Web of Science.
44.Опубликована статья: «Глобальные инверсии как механизмы самоорганизации универсального человека» / Вестник Гуманитарного факультета СПбГУ им. проф. М.А. Бонч-Бруевича, № 10/ 2018. – С. 115-120 (в соавторстве с Зобовой М.Р.).
45.Опубликована статья: «Добровольчество и благотворительность в России: инфокоммуникационный ресурс» /Актуальные проблемы инфокоммуникаций в науке и образовании. V11 Международная научно-техническая и научно-методическая конференция: сб. научных статей в 4 т. / Под ред. С.В. Бачевского; сост. А.Г. Владыко; Е.А.Аникевич. СПб.: СПбГУТ, 2010. Т.3. – 728 с. – С. (в соавторстве с Зобовой М.Р.).

Отзывы и рецензии
1. Рецензия на диссертацию Черноскутовой Л.Б. «Основные идеи и направления современной историографии русской философии», 2010 г. Объём – 5.5
2. Рецензия на учебное пособие Зобовой М.Р. «Концепции современного естествознания», сентябрь 2012 г. Объём – 1 стр.
3. Рецензия на статью проф. Р.А.Зобова и В.Н.Келасьева «Жизненный успех в современном российском обществе», декабрь 2012 г. Объём – 1 стр.

Русский фи­ло­соф, фи­ло­лог, пи­са­тель.

Биография

Из дон­ских ка­за­ков. Учил­ся в Но­во­чер­кас­ской клас­сической гим­на­зии (1903-1911), од­но­вре­мен­но в музыкальной шко­ле итальянского скри­па­ча Ф. Стад­жи, в 1911-1915 годах на ис­то­ри­ко-фи­ло­ло­гическом факультете Московского уни­вер­си­те­та, ко­то­рый окон­чил по двум от­де­ле­ни­ям — фи­ло­соф­ско­му и клас­сической фи­ло­ло­гии.

Уча­ст­во­вал в дея­тель­но­сти Ре­лигиозно-фи­лософского общества па­мя­ти Вл.С. Со­ловь­ё­ва (с 1911 года), Пси­хо­ло­гического института, ос­но­ван­но­го Г.И. Чел­па­но­вым (с 1914 года), Воль­ной ака­де­мии ду­хов­ной куль­ту­ры Н.А. Бер­дяе­ва (с 1919 года).

В 1919-1921 годах профессор Ни­же­го­род­ско­го университета, в 1922-1929 годах — Московской кон­сер­ва­то­рии, где пре­по­да­вал эс­те­ти­ку, дей­ст­вительный член ГАХН (1923-1929). Лосев и его же­на, В.М. Со­ко­ло­ва (1898-1954), ак­тив­но уча­ст­во­ва­ли в дея­тель­но­сти московского круж­ка сто­рон­ни­ков имя­сла­вия (М.А. Но­во­сё­лов, Д.Ф. Его­ров и др.) и в 1929 году при­ня­ли тай­ный мо­на­ше­ский по­стриг под име­на­ми Ан­д­ро­ник и Афа­на­сия.

В 1927 году вы­шли в свет пер­вые ра­бо­ты его так называемого вось­ми­кни­жия, вы­со­ко оце­нён­ные С.Л. Фран­ком и Д.И. Чи­жев­ским, — «Фи­ло­со­фия име­ни», «Ан­тич­ный кос­мос и со­вре­мен­ная нау­ка», «Му­зы­ка как пред­мет ло­ги­ки», «Диа­лек­ти­ка ху­до­же­ст­вен­ной фор­мы», за­тем «Диа­лек­ти­ка чис­ла у Пло­ти­на» (1928), «Кри­ти­ка пла­то­низ­ма у Ари­сто­те­ля» (1929), «Очер­ки ан­тич­но­го сим­во­лиз­ма и ми­фо­ло­гии» и «Диа­лек­ти­ка ми­фа» (оба 1930), вы­звав­шая рез­кие на­пад­ки на Лосева в советской печа­ти и на XVI-м съез­де ВКП(б) (вы­сту­п­ле­ние Л.М. Ка­га­но­ви­ча и др.).

Аре­сто­ван­ный в апреле 1930 года, Лосев был осу­ж­дён по так называемому де­лу Ис­тин­но-пра­во­слав­ной церк­ви и от­прав­лен в ла­герь ОГПУ на строи­тель­ст­во Бе­ло­мор­ско-Бал­тий­ско­го ка­на­ла. В конце 1932 года вме­сте с же­ной ос­во­бо­ж­дён по ин­ва­лид­но­сти (поч­ти ос­леп) и за «ударный труд» в свя­зи с за­вер­ше­ни­ем строи­тель­ст­ва.

Ра­бо­тая по­ча­со­ви­ком в мо­с­ков­ских ву­зах и чи­тая вы­езд­ные лек­ции в про­вин­ции, Лосев про­дол­жал на­учную дея­тель­ность: сочинение «Са­мое са­мо» (опубликовано в 1994 году), под­го­тов­ка ис­то­рии ан­тич­ной эс­те­ти­ки и пол­но­го сво­да ми­фо­ло­гических пер­во­ис­точ­ни­ков ан­тич­но­сти («Ан­тич­ная ми­фо­ло­гия с ан­тич­ны­ми ком­мен­та­рия­ми к ней», опубликовано в 2005), фи­лософское ос­мыс­ле­ние ре­зуль­та­тов современной ма­те­ма­ти­ки и ло­ги­ки («Диа­лек­ти­че­ские ос­но­вы ма­те­ма­ти­ки», «О ме­то­де бес­ко­неч­но-ма­лых в ло­ги­ке» и др., опубликовано в сборнике «Ха­ос и струк­ту­ра», 1997).

В 1932-1933 годах соз­да­ёт фи­лософско-пси­хо­ло­гическую про­зу, имею­щую чер­ты хри­сти­ан­ской ан­ти­уто­пии, — по­вес­ти «Те­ат­рал», «Трио Чай­ков­ско­го», «Ме­теор», «Встре­ча», ро­ман «Жен­щи­на- мыс­ли­тель» и др. (опубликовано в 1990-х годах).

В 1942-1944 годах пре­по­да­вал ло­ги­ку на фи­лософском факультете МГУ, по­сле об­ви­не­ния в «идеа­лиз­ме» пе­ре­ве­дён в Московский государственный пе­да­го­ги­че­ский институт им. В.И. Ле­ни­на, где чи­тал кур­сы по клас­сической фи­ло­ло­гии и об­ще­му язы­ко­зна­нию.

С 1954 года по­мощ­ни­ком Лосева ста­но­вит­ся его уче­ни­ца А.А. Та­хо-Го­ди, в даль­ней­шем хра­ни­тель ар­хи­ва Лосева и из­да­тель его тру­дов.

С 1953 года вновь на­чи­на­ет­ся пуб­ли­ка­ция ра­бот Лосева, пре­ж­де все­го по ис­то­рии ан­тич­ной куль­ту­ры: «Ан­тич­ная ми­фо­ло­гия в её ис­то­ри­че­ском раз­ви­тии» (1957), «Го­мер» (1960; 2-е изд., 2006), «Ан­тич­ная му­зы­каль­ная эс­те­ти­ка» (1960), «Ан­тич­ная фи­ло­со­фия ис­то­рии» (1977), ста­тьи в Фи­ло­соф­ской эн­цик­ло­пе­дии (т. 3-5, 1964-1970) и эн­цик­ло­пе­дии «Ми­фы на­ро­дов ми­ра» (т. 1-2, 1980-1982), из­да­ние со­чи­не­ний Пла­то­на (т. 1-3, 1968-1972) и, на­ко­нец, главный труд его жиз­ни — «Ис­то­рия ан­тич­ной эс­те­ти­ки» (т. 1-8, 1963-1994, пе­ре­издано в 2000 году, к ней при­мы­ка­ет «Эл­ли­ни­сти­че­ски-рим­ская эс­те­ти­ка I-II веков н.э.», 1979, переиздано в 2002 году) — фак­ти­че­ски все­объ­ем­лю­щая ис­то­рия ан­тич­ной фи­ло­со­фии. Ис­то­ки но­во­ев­ро­пей­ской куль­ту­ры рас­смат­ри­ва­лись в «Эс­те­ти­ке Воз­рож­де­ния» (1978, 3-е издание, 1998), идей­ное на­сле­дие русской фи­ло­со­фии — в кни­гах «Вл. Со­ловь­ёв» (1983, 2-е издание, 1994) и «Вла­ди­мир Со­ловь­ёв и его вре­мя» (1990, 2-е издание, 2009).

Об­щим про­бле­мам лин­гвис­ти­ки и сим­во­лических форм по­свя­ще­ны ра­бо­ты «Вве­де­ние в об­щую тео­рию язы­ко­вых мо­де­лей» (1968, 2-е изд., 2004), «Язы­ко­вая струк­ту­ра» (1983), «Про­бле­ма сим­во­ла и реа­ли­сти­че­ское ис­кус­ст­во» (1976, 2-е изд., 1995), «Знак. Сим­вол. Миф» (1982).

Лосеву при­над­ле­жат пе­ре­во­ды Пла­то­на, Ари­сто­те­ля, Пло­ти­на, Про­кла, Сек­ста Эм­пи­ри­ка, Дио­ни­сия Аре­о­па­ги­та, Ни­ко­лая Ку­зан­ско­го.

Философия

Ре­лигиозно-фи­лософская кон­цеп­ция Лосева, раз­ви­тая им в ра­бо­тах 1920-1930-х годов, пред­став­ля­ет со­бой уни­каль­ный син­тез пе­ре­ос­мыс­лен­ной им мно­го­ве­ко­вой тра­ди­ции ан­тич­ной и средневековой мыс­ли (Пла­тон и не­оп­ла­то­низм, хри­сти­ан­ское апо­фа­ти­че­ское бо­го­сло­вие Дио­ни­сия Аре­о­па­ги­та, Гри­го­рия Па­ла­мы, Ни­ко­лая Ку­зан­ско­го), ме­то­до­ло­гии но­во­ев­ро­пей­ской фи­ло­со­фии (нем.ецкий клас­сический идеа­лизм, нео­кан­ти­ан­ст­во, фе­но­ме­но­ло­гия Э. Гус­сер­ля) и про­бле­ма­ти­ки русской ре­лигиозной фи­ло­со­фии конца XIX — начала XX века от Вл.С. Со­ловь­ё­ва (идея все­един­ст­ва) до П. А. Фло­рен­ско­го. Диа­лек­ти­ка, от­стаи­вав­шая­ся Лосева в ка­че­ст­ве центрального ме­то­да (её основными ис­точ­ни­ка­ми яви­лись «Пар­ме­нид» Пла­то­на, «Эн­неа­ды» Пло­ти­на, «Нау­ка ло­ги­ки» Г.В.Ф. Ге­ге­ля), рас­сма­т­ри­ва­лась им как сис­те­ма «за­ко­но­мер­но и не­об­хо­ди­мо вы­во­ди­мых ан­ти­но­мий» и их «син­те­ти­че­ских со­пря­же­ний», ох­ва­ты­ваю­щая все воз­мож­ные ти­пы бы­тия и при­ло­жи­мая к лю­бо­му пред­ме­ту и лю­бой сфе­ре че­ло­ве­че­ско­го опы­та, как «смы­сло­вой ске­лет ве­щей, обу­слов­ли­ваю­щий сам се­бя и ни от ка­ко­го со­дер­жа­ния ве­щей не за­ви­ся­щий» («Бы­тие. Имя. Кос­мос». М., 1993. С. 616, 74). В её кон­струк­тив­ном оформ­ле­нии Лосев пе­ре­ос­мыс­лил вос­при­ня­тый им прин­цип триа­ды — не­о­п­ла­то­ни­че­ской (пре­бы­ва­ние — вы­хо­ж­де­ние — воз­вра­ще­ние) и ге­ге­лев­ской (те­зис — ан­ти­те­зис — син­тез). Ис­ход­ное на­ча­ло диа­лек­ти­ки у Лосева — вос­хо­дя­щее к сверх­бы­тий­но­му и сверх­мыс­ли­мо­му Еди­но­му Пла­то­на и не­оп­ла­то­ни­ков «од­но» , его смы­сло­вым по­ро­ж­де­ни­ем пред­ста­ют сле­дую­щие по­ня­тия пер­вич­ной триа­ды у Лосева — бы­тие (не­что, или «од­но су­щее», пред­по­ла­гаю­щее от­лич­ное от не­го «иное») и ста­нов­ле­ние как син­тез су­ще­го и не-су­ще­го, бы­тия и не­бы­тия («од­но су­щее в ином»). Эта ис­ход­ная триа­да до­пол­ня­ет­ся 4-м на­ча­лом, фик­си­рую­щим её осу­ще­ст­в­ле­ние (став­шее, факт, суб­стан­ция), и за­тем 5-м на­ча­лом, за­пе­чат­ле­ваю­щим её вы­ра­же­ние (сим­вол, имя), об­ра­зуя со­от­вет­ст­вен­но тет­рак­ти­ду и пен­та­ду. При этом по от­но­ше­нию к 4-му и 5-му на­ча­лам пер­вич­ная триа­да вы­сту­па­ет как не­что еди­ное («сфе­ра смыс­ла»), об­ра­зуя тем са­мым с ни­ми вто­рую триа­ду. Бы­тие-су­щее — вто­рое на­ча­ло пер­вич­ной триа­ды, опи­сы­вае­мое с по­мо­щью пла­то­нов­ских ка­те­го­рий то­ж­де­ст­ва, раз­ли­чия, дви­же­ния и по­коя, пред­ста­ёт в сво­ей ан­ти­но­мич­ной струк­ту­ре как «еди­нич­ность под­виж­но­го по­коя са­мо­то­ж­де­ст­вен­но­го раз­ли­чия» (Лосев на­зы­ва­ет это эй­до­сом — «смы­сло­вым из­вая­ни­ем», «яв­лен­ным ли­ком» ве­щи, или сущ­но­сти, диа­лек­ти­ка же есть «ло­гос», ло­гическое кон­ст­руи­ро­ва­ние эй­до­са, его «ка­те­го­ри­аль­ной оп­ре­де­лён­но­сти» — «Бы­тие. Имя. Кос­мос». С. 684, 707, 69, 70). Пе­ре­ход к бы­тию от сверх­су­ще­го «од­но­го» фик­си­ру­ет­ся в по­ня­тии «чис­ла» как са­мо­го пер­во­го прин­ци­па фор­мы, рас­чле­не­ния, оформ­ле­ния ве­щи внут­ри се­бя. «Од­но су­щее», от­ли­ча­ясь от ок­ру­жаю­ще­го его «ино­го», по­лу­ча­ет раз­дель­ность, гра­ни­цу, оно счис­ляе­мо и есть та­ким об­ра­зом чис­ло. В от­ли­чие от Ге­ге­ля, чис­ло у Лосева не сме­ши­ва­ет­ся с ко­ли­че­ст­вом и не по­ме­ща­ет­ся по­сле ка­че­ст­ва, но «иде­аль­ное чис­ло» (ана­ло­гом его яв­ля­ет­ся ге­ге­лев­ское по­ня­тие «ме­ры») пред­ше­ст­ву­ет вся­ко­му ка­че­ст­ву, ко­ли­че­ст­во же пред­ста­ёт про­сто как «со­счи­тан­ность че­го-то ка­че­ст­вен­но­го».

В мно­го­мер­ной «аб­со­лют­ной» диа­лек­ти­ке Лосева её ка­те­го­рии не про­сто вы­во­дятся од­на из дру­гой, но ка­ж­дая из них и все вме­сте про­ра­ба­ты­ва­ют­ся в све­те ка­ж­дой дру­гой. Так, сфе­ра смыс­ла (пер­вич­ная триа­да), рас­смот­рен­ная в ас­пек­те бы­тия, да­ёт смысл в его бы­тии-для-се­бя, т. е. са­мо­соз­на­ние (субъ­ект-объ­ект­ное взаи­мо­от­но­ше­ние), в ас­пек­те ста­нов­ле­ния да­ёт «стрем­ле­ние» («вле­че­ние»), а в ас­пек­те став­ше­го (суб­стан­ции) — лич­ность как но­си­тель смыс­ла, и т.д. (раз­ветв­лён­ную сис­те­му ка­те­го­рий диа­лек­ти­ки Лосева см. «Миф. Чис­ло. Сущ­ность». С. 270).

Пер­со­на­ли­сти­че­ское по­ни­ма­ние бы­тия у Лосева («наи­бо­лее кон­крет­на и ре­аль­на лич­ность, а так­же сре­да, где лич­ность жи­вёт и дей­ст­ву­ет, — об­ще­ст­во», там же, с. 296) ис­хо­дит из по­ни­ма­ния пер­во­сущ­но­сти как хри­сти­ан­ской аб­со­лют­ной Лич­но­сти в от­ли­чие от без­лич­но­го не­оп­ла­то­ни­че­ско­го Еди­но­го и ге­ге­лев­ской аб­со­лют­ной идеи. В хри­сти­ан­ском дог­ма­те о Трои­це Лосев опо­зна­ёт им­пли­цит­но со­дер­жа­щее­ся в нём 4-е («со­фий­ное») на­ча­ло суб­стан­ци­аль­ной осу­ще­ст­в­лён­но­сти и 5-е («оно­ма­ти­че­ское») на­ча­ло вы­ра­же­ния, пред­став­лен­ное пред­веч­ным не­твар­ным име­нем Бо­жи­им. От­стаи­вая в раз­ви­вае­мой им диа­лек­ти­ке име­ни прин­ци­пы имя­сла­вия («Имя Бо­жие есть сам Бог, но Бог сам — не имя» -пись­мо Фло­рен­ско­му от 30.1.1923), Лосев воз­во­дил их к ут­вер­ждён­но­му в ка­че­ст­ве пра­во­слав­ной док­три­ны уче­нию Гри­го­рия Па­ла­мы о не­по­сти­жи­мой сущ­но­сти Бо­га и ис­хо­дя­щих от Не­го не­твар­ных энер­ги­ях, про­ни­зы­ваю­щих мир и со­об­щае­мых че­ло­ве­ку. Имя рас­смат­ри­ва­ет­ся Лосевым как смы­сло­вая энер­гия сущ­но­сти, не­от­де­ли­мая и в то же вре­мя от­лич­ная от неё, как ору­дие вза­им­но­го об­ще­ния и взаи­мо­по­ни­ма­ния ме­ж­ду ней и всем ок­ру­жаю­щим, на­ко­нец, как «ос­мыс­ле­ние её как объ­ек­тив­но оп­ре­де­лён­ной лич­но­сти», как пре­дел её ак­тив­но­го «смы­сло­во­го са­мо­от­кро­ве­ния» (Там же. С. 834, 841). Твар­ное бы­тие дер­жит­ся энер­ги­ей, ис­хо­дя­щей от пер­во­сущ­но­сти, су­ще­ст­ву­ет «в по­ряд­ке при­час­тия к её име­ни», но оно при­ча­ст­но к ней в раз­ной сте­пе­ни, что обу­слов­ли­ва­ет различную ин­тен­сив­ность это­го бы­тия (различнаяна­пря­жён­ность, не­од­но­род­ность про­стран­ст­ва, вре­ме­ни, кос­мо­са в це­лом, пред­став­ляю­ще­го со­бой «ле­ст­ни­цу… раз­ных сте­пе­ней жиз­нен­но­сти или за­твер­де­ло­сти сло­ва» — «Бы­тие. Имя. Кос­мос». С. 734-735).

Об­ра­зом бы­тия лич­но­сти, её не­от­де­ли­мым и от­лич­ным от неё «ли­ком» вы­сту­па­ет у Лосева миф, по­ня­тый как сим­во­ли­че­ски вы­ра­жен­ное жи­вое ин­туи­тив­ное взаи­мо­от­но­ше­ние субъ­ек­та и объ­ек­та. В кон­тек­сте лич­но­ст­но­го бы­тия вся­кая вещь мо­жет стать ми­фом. Миф как са­мо­соз­на­тель­ное ис­то­рическое бы­тие лич­но­сти есть чу­до, по­ня­тое как взаи­мо­от­но­ше­ние двух (или не­сколь­ких) лич­но­ст­ных пла­нов, «сов­па­де­ние слу­чай­но про­те­каю­щей эм­пи­ри­че­ской ис­то­рии лич­но­сти с её иде­аль­ным за­да­ни­ем» («Миф. Чис­ло. Сущ­ность». С. 171-172). В от­ли­чие от ре­ли­гии, спе­ци­фический миф ко­то­рой пред­став­ля­ет со­бой «суб­стан­ци­аль­ное са­мо­ут­вер­жде­ние лич­но­сти в веч­но­сти», миф как та­ко­вой есть «энер­гий­ное, фе­но­ме­наль­ное са­мо­ут­вер­жде­ние лич­но­сти не­за­ви­си­мо от про­бле­мы взаи­мо­от­но­ше­ния веч­но­сти и вре­ме­ни» (Там же. С. 106).

Вы­ра­же­ние, выс­шей фор­мой ко­то­ро­го яв­ля­ет­ся «лич­ность, дан­ная в ми­фе и офор­мив­шая своё су­ще­ст­во­ва­ние че­рез своё имя» («Фор­ма. Стиль. Вы­ра­же­ние». М., 1995. С. 39), — ис­ход­ное по­ня­тие эс­те­ти­ки Лосева. Сим­во­лическая при­ро­да вы­ра­же­ния как един­ст­ва внут­рен­не­го и внеш­не­го, смыс­ла и его «ало­ги­че­ски-ма­те­ри­аль­но­го» во­пло­ще­ния кон­кре­ти­зи­ру­ет­ся в по­ня­тии «ху­до­же­ст­вен­ной фор­мы» (ху­дожественногооб­раза) как «прин­ци­пи­аль­но­го рав­но­ве­сия ло­ги­че­ской и ало­ги­че­ской сти­хии», их пол­но­го взаи­мо­про­ник­но­ве­ния («слу­чай­ность, дан­ная как аб­со­лют­ное, и аб­со­лют­ное, дан­ное как слу­чай­ность, при пол­ном и аб­со­лют­ном то­ж­де­ст­ве их», там же, с. 45, 198). В «ан­ти­но­ми­ях аде­к­ва­ции» ху­дожественная фор­ма рас­кры­ва­ет­ся у Лосева как син­тез сво­бо­ды и не­об­хо­ди­мо­сти: пер­во­об­раз, слу­жа­щий про­об­ра­зом ху­дожесвенной фор­мы и бес­соз­на­тель­ным кри­те­ри­ем её кон­ст­рук­ции, впер­вые «твор­че­ски и энер­гий­но» соз­да­ёт­ся са­мой ху­дожественной фор­мой и осо­зна­ёт­ся в этом творческом про­цес­се. В ка­че­ст­ве соб­ст­вен­но­го не­от­ли­чи­мо­го от неё и по­то­му не­вы­ра­зи­мо­го пер­во­об­ра­за ху­дожественная фор­ма, вы­ра­жая са­моё се­бя, есть вме­сте с тем «вы­ра­же­ние не­вы­ра­зи­мо­го».

Виднейший представитель фи­ло­со­фии му­зы­ки в Рос­сии, Лосев рас­смат­ри­вал му­зы­ку как искусство вре­ме­ни, по­ня­то­го как «ста­но­вя­щий­ся под­виж­ной по­кой», «ало­ги­че­ское ста­нов­ле­ние чис­ла», и со­от­вет­ст­вен­но ви­дел в ней вы­ра­же­ние «жиз­ни чис­ла» (Там же. С. 509, 543, 549). Вре­мя в му­зы­ке не ухо­дит в про­шлое и пред­ста­ёт как сплош­ное «дли­тель­но-из­мен­чи­вое» «веч­ное на­стоя­щее» (С. 492). «Смы­сло­вая фи­гур­ность чис­ла» вно­сит в эту «сплош­ную те­ку­честь» на­ча­ло по­ряд­ка, ко­то­рое во­пло­ща­ет­ся в зву­ко­вы­сот­ной сис­те­ме (лад) и мет­ро­рит­ми­че­ской струк­ту­ре. Пи­фа­го­рей­ско-пла­то­нов­ское на­сле­дие в ис­тол­ко­ва­нии му­зы­ки со­че­та­ет­ся у Лосева с литературно-фи­лософской тра­ди­ци­ей ро­ман­тиз­ма, пре­ж­де все­го в «сло­вес­ной транс­крип­ции» смы­сло­вой сущ­но­сти кон­крет­ных про­из­ве­де­ний — Р. Ваг­не­ра и А. Н. Скря­би­на, Л. ван Бет­хо­ве­на, Ф. Лис­та, П. И. Чай­ков­ско­го, Н. А. Рим­ско­го-Кор­са­ко­ва и др. («му­зы­каль­ный миф», в воз­мож­ных бес­чис­лен­ных сло­вес­ных ва­ри­ан­тах ко­то­ро­го рас­кры­ва­ет­ся за­дан­ная про­из­ве­де­ни­ем «еди­ная и един­ст­вен­ная» струк­ту­ра его пе­ре­жи­ва­ния).

В мно­го­численных ра­бо­тах по ис­то­рии ан­тич­ной ми­фо­ло­гии, фи­ло­со­фии и эс­те­ти­ки, рас­кры­ваю­щих их глу­бин­ное един­ст­во, фи­зи­ог­но­ми­ка ан­тич­ной куль­ту­ры, сло­вес­ные порт­ре­ты ха­рак­тер­ных её пред­ста­ви­те­лей (вы­ра­зительное опи­са­ние ду­хов­но­го об­ли­ка Со­кра­та, ан­тич­но­го скеп­ти­ка или эпи­ку­рей­ца и т. п.) со­че­та­ют­ся с фи­лософско-ис­то­рическим ос­мыс­ле­ни­ем ан­тич­но­сти как це­ло­ст­но­го куль­тур­но-ис­то­рического ти­па с оп­ре­де­ляю­щей его пла­сти­че­ской ин­туи­ци­ей бы­тия, ко­то­рая оформ­ля­ет­ся в пред­став­ле­нии о кос­мо­се как жи­вом оду­шев­лён­ном су­ще­ст­ве, в «те­лес­нос­ти ан­тич­но­го клас­си­че­ско­го идеа­ла» и свя­зан­ной с ней «эс­те­ти­ке чи­сло­вой гар­мо­нии» («Ис­то­рия ан­тич­ной эс­те­ти­ки». М., 2000. Т. 1. С. 141).

Ос­но­ву но­во­ев­ро­пей­ской куль­ту­ры со­став­ля­ет, по Лосеву, «аб­со­лю­ти­за­ция че­ло­ве­че­ско­го субъ­ек­та»: «транс­цен­дент­ные ре­аль­но­сти» пре­вра­ща­ют­ся в субъ­ек­тив­ные идеи, ак­ту­аль­ная бес­ко­неч­ность средневекового Аб­со­лю­та (Бо­га) сме­ня­ет­ся по­тен­ци­аль­ной бес­ко­неч­но­стью веч­но ищу­щей че­ло­ве­че­ской лич­но­сти. На­ча­ло это­го про­цес­са зна­ме­ну­ет со­бой эпо­ха Воз­ро­ж­де­ния, с её «ар­ти­сти­че­ским ин­ди­ви­дуа­лиз­мом» и «амо­раль­ным тра­гиз­мом» («Эс­те­ти­ка Воз­ро­ж­де­ния». М., 1982. С. 412, 445); «по­сле Воз­ро­ж­де­ния мир ве­щей стал при­зна­вать­ся лишь в ме­ру сво­ей осоз­нан­но­сти… пе­ре­жи­то­сти, вос­при­ня­то­сти» («Я со­слан в XX век…». М., 2002. Т. 2. С. 66). Му­зы­ка, быв­шая в сред­ние ве­ка лишь «пье­де­ста­лом» для ре­лигиозной жиз­ни, в сво­ём са­мо­сто­ятельном су­ще­ст­во­ва­нии рас­смат­ри­ва­ет­ся Лосева как тра­гическая по­пыт­ка вос­соз­дать «субъ­ек­тив­но-бо­же­ст­вен­ное са­мо­ощу­ще­ние», ру­ко­во­дству­ясь «аб­со­лют­ным про­из­во­лом внут­рен­не­го са­мо­оп­ре­де­ле­ния» (Там же. Т. 1. С. 118, 123). В «му­зы­каль­ном вос­тор­ге», тре­бую­щем лишь «внут­рен­не-ощу­ти­тель­ной со­б­ран­но­сти» и «куль­тур­но­го утон­че­ния» (они мо­гут со­вме­щать­ся с лю­бым по­ве­де­ни­ем и лю­бой мо­ра­лью), Лосев ви­дел дос­туп­ную для се­ку­ляр­ной куль­ту­ры Но­во­го вре­ме­ни за­ме­ну «сверх-ум­но­го экс­та­за» и ре­аль­но­го те­лес­но-ду­шев­но­го «пре­об­ра­же­ния» че­ло­ве­ка, ко­то­рые дос­ти­га­ют­ся под­виж­ни­че­ской прак­ти­кой мо­лит­вен­но­го «ум­но­го де­ла­ния» (Там же. С. 148-150).

В ра­бо­тах по язы­ко­зна­нию 1940-1980-х годов обос­но­вы­ва­лась ин­тер­пре­та­тив­но-ком­му­ни­ка­тив­ная при­ро­да язы­ка как «прак­ти­че­ски осу­ще­ст­в­лён­но­го мыш­ле­ния» и как «ору­дия об­ще­ния и со­об­ще­ния» (язык как един­ст­во вы­ра­же­ния и из­ве­ще­ния смыс­ла — для дру­го­го и для са­мо­го се­бя). В чис­ле важ­ней­ших «приё­мов ком­му­ни­ка­ции» жи­во­го язы­ка Лосев вы­де­лил ин­то­на­цию и экс­прес­сию, в за­ви­си­мо­сти от ко­то­рых «од­но и то же сло­во или груп­па слов мо­жет быть по­ве­ст­во­ва­ни­ем, во­про­сом, по­бу­ж­де­ни­ем, удив­ле­ни­ем, по­же­ла­ни­ем, моль­бой, при­ка­за­ни­ем» («Знак. Сим­вол. Миф». М., 1982. С. 22). Ин­тер­пре­та­тив­ны­ми по сво­ему ха­рак­теру яв­ля­ют­ся «ва­лент­ность» ка­ж­до­го язы­ко­во­го эле­мен­та (его по­тен­ци­аль­ная «бес­ко­неч­ная смы­сло­вая за­ря­жен­ность») и спе­ци­фи­че­ское для ка­ж­до­го ес­теств. язы­ка слож­ное «пе­ре­пле­те­ние ло­ги­че­ских и ком­му­ни­ка­тив­ных зна­че­ний», ко­гда пред­мет­но-смы­сло­вое со­дер­жа­ние мо­жет быть ис­тол­ко­ва­но в раз­ных его ас­пек­тах (за­пе­чат­лён­ных, в ча­ст­но­сти, в эти­мо­ло­гии) и в раз­ных мо­ду­сах по­ни­ма­ния (например, дей­ст­вие как суб­стан­ция и как ка­че­ст­во в сло­вах «хо­ж­де­ние» и «хо­дя­щий», грам­ма­тическая ка­те­го­рия настоящего времени в зна­че­нии про­шло­го или бу­ду­ще­го и т. п. — «О ком­му­ни­ка­тив­ном зна­че­нии грам­ма­ти­че­ских ка­те­го­рий», 1965).

В от­тал­ки­ва­нии от вос­при­ня­той им сло­вес­но­сти русского сим­во­лиз­ма сло­жил­ся экс­прес­сив­ный стиль Лосева с ха­рак­тер­ны­ми для не­го рез­ки­ми пе­ре­па­да­ми, сме­ной ака­де­мического из­ло­же­ния раз­го­вор­ны­ми ин­то­на­ция­ми, ли­рическими и пуб­ли­ци­стическими от­сту­п­ле­ния­ми, иро­ни­че­ски обы­гран­ны­ми об­ра­ще­ния­ми к во­об­ра­жае­мо­му со­бе­сед­ни­ку и оп­по­нен­ту.

Сочинения:

Страсть к диа­лек­ти­ке. М., 1990;

Фи­лосо­фия. Ми­фо­ло­гия. Куль­ту­ра. М., 1991;

Жизнь: По­вес­ти, рас­ска­зы, пись­ма. СПб., 1993;

Про­бле­ма ху­до­же­ст­вен­но­го сти­ля. К., 1994;

Ми­фо­ло­гия гре­ков и рим­лян. М., 1996;

Имя. СПб., 1997;

Лич­ность и Аб­со­лют. М., 1999;

Дио­ген Ла­эр­ций — ис­то­рик ан­тич­ной фи­ло­со­фии. 2-е изд. М., 2002;

Бо­ги и ге­рои Древ­ней Гре­ции. М., 2002 (совм. с А. А. Та­хо-Го­ди);

«Ра­дость на ве­ки»: Пе­ре­пис­ка ла­гер­ных вре­мен: . М., 2005;

Ис­то­рия ан­тич­ной фи­ло­со­фии в кон­спек­тив­ном из­ло­же­нии. 3-е изд. М., 2005;

Пла­тон. Ари­сто­тель. 3-е изд. М., 2005 (совм. с А. А. Та­хо-Го­ди);

Выс­ший син­тез: Не­из­вест­ный Ло­сев. М., 2005;

Эс­те­ти­ка при­ро­ды. 2-е изд. К., 2006 (совм. с М. А. Та­хо-Го­ди);

Вещь и имя. Са­мое са­мо. СПб., 2008;

Диа­лек­ти­ка ми­фа; До­пол­не­ние к «Диа­лек­ти­ке ми­фа». М., 2008.

Обсудить на форуме >>>

Интервью с автором жизнеописания А.Ф.Лосева почетным профессором МГУ Азой Тахо-Годи

В этом году исполняется сто пятнадцать лет со дня рождения, и двадцать лет со дня смерти Алексея Федоровича Лосева – выдающегося русского ученого, религиозного философа, крупнейшего специалиста по античной культуре, «последнего из могикан» плеяды мыслителей начала ХХ века. Он считал себя учеником Владимира Соловьева, дружил с о.Павлом Флоренским, создал фундаментальные труды по античной философии и подготовил несколько поколений учеников, среди которых были такие выдающиеся фигуры, как Сергей Аверинцев и Виктор Бибихин.

Уже после смерти мыслителя стало известно, что он еще в молодости принял тайный монашеский постриг с именем Андроник. О том, как в советские годы в обычной жизни проявлялась духовная позиция Лосева, мы беседовали с Азой Алибековной Тахо-Годи, которая многие десятилетия провела рядом с ним.

– Сейчас существует множество мифов о том, какова была религиозность Лосева. Широта мнений и вариантов неохватна: есть те, кто считает, что Лосев «интересовался православием» лишь как ученый и эрудит, и те, кто выражает полярное мнение: Лосев был аскетом и подвижником – не только в научном, но во вполне религиозном, мистическом смысле, в лоне Русской Православной Церкви. Скажите, какова же на самом деле была религиозность Алексея Федоровича?

– Сейчас трудно судить об этом. Жизнь была такова, что никто, особенно человек, который работал в «Высшей школе», занимался наукой, открытую религиозность себе позволить не мог. Стоило бы хоть раз заикнуться, – кто-нибудь что-нибудь бы донес, сразу да куда-нибудь да отправили, в места «не столь отдаленные», и точно уж – немедленно последовало бы отчисление.

Подобных случаев среди наших знакомых было немало, когда человека застали в храме – и все. Ведь специальные люди наблюдали, кто ходит в храм! Вот профессор Павел Сергеевич Попов, знакомый Алексей Федоровича еще с юных лет, они вместе учились. Его застали, донесли – вызвали и заставили «каяться»: он клялся, что зашел в церковь только из эстетического интереса, посмотреть древнерусскую живопись. Никто, конечно, не поверил, скандал был очень большой, его дальше не пускали, не утверждали заведующим кафедрой, еще всякие неприятности были, но, слава Богу, все остановилось. Потому что женат он был на внучке Льва Николаевича Толстого, а для Толстых тогда никаких законов не существовало.

Так что демонстрировать и обнаруживать свою религиозность в то время было просто смешно и недальновидно.

– А как же тысячи людей, кто не скрывал своей веры и пострадал, а теперь мы почитаем их как новомученников?

– Это совсем другое дело. Я говорю не об исповедании, а о демонстративности. Ее мы позволить себе не могли.

Но когда речь шла об исповедании веры, то Лосев, конечно же, ничего не таил. И не оставлял духовной жизни из страха перед властями. И, подобно многим, поплатился за свою веру – принял, если можно так выразиться, участие в строительстве Беломорканала.

– Вы имеете в виду, что Алексей Федорович был арестован и приговорен по «религиозной» статье?

– Как вы знаете, религиозных статей тогда не было, все подводилось под политические. Любое религиозное собрание громилось как «антисоветское». Так случилось и с Лосевым.

В 1921-1925 годы у него дома собирался кружок близких лиц, и они обсуждали разные богословские, догматические проблемы и то, что было связано с так называемым имяславием.

Но арестовали Лосева в 1929 году, в год «великого перелома», и первоначально – по другому поводу. А потом, в ходе следствия, припомнили, конечно же, все.

Как вы знаете, после публикации в 1927 году «Декларации» митрополита Сергия, в Церкви начались немалые нестроения. Многие увидели в «Декларации» некое «братание» с властью, которая для любого, даже не искушенного в вопросах веры человека, была антихристианской и вовсе – богоборческой. Они перестали поминать митрополита Сергия, как главу Церкви, и многие совсем перестали молиться и причащаться в «советских» храмах.

Выяснение отношений, догматических разногласий и тому подобного затянулось очень надолго. А тогда все это только начиналось и протекало особенно бурно.

Алексей Федорович, многие его друзья и соратники оказались близки именно к «непоминающим» митрополита Сергия.

А когда эта внутрицерковная возня выплыла на поверхность, то естественно, власти отреагировали незамедлительно. Всех, кого смогли найти и притянуть к участию в делах «монархического центра Истинно-Православная Церковь», арестовали, назвав все эти чисто церковные дела монархической и антисоветской пропагандой.

– Период после возвращение Лосева из лагеря до сих пор остается самым «темным» в его личной истории. Говорят, что он принял монашество?

– Не знаю, что там такого темного… Алексей Федорович принял постриг еще до Беломора, в 1929 году, 3 июня, по благословению своего духовного отца, архимандрита Давида (Мухранова).

– Но почему он не остался просто праведником? Ведь монастырей уже не было в принципе, жизнь его, как я понимаю, изменилась мало… Ведь можно было просто жить в миру, но по заповедям. Зачем этот тайный постриг?

– Если хотите, то тут уже как раз момент «темный» — кто может знать пути сердца человеческого? Лосев хотел бросить все! Бросить науку и вообще удалиться от мирской жизни. Но отец Давид ему сказал: «Ты страсти свои брось, а науку не бросай!» Ведь он прекрасно понимал, какую пользу науке может принести верующий человек, и как он сможет влиять на окружающих. Поэтому Алексей Федорович и вынужден был принять монашество в миру. Разумеется, оно было тайным.

Я вам уже объясняла, почему. Тогда и верили и монашествовали – тайно. Не потому, что в этом был какой-то секрет, и не от страха вновь пострадать за веру. А потому, что иначе невозможно было и душу соблюсти в чистоте, и пользу принести людям.

А так, все эти наши тайно-верующие профессора – сколько они принесли пользы! Ведь они оказывали огромное влияние на молодежь, которая у них училась! Своим примером, своим образом – потому что никаких бесед, естественно, они не проводили и ничего своим ученикам не «внушали».

– Неужели их было так много?? Принято думать, что если кто и хранил веру, – то это были в основном простые люди, крестьяне… или священство.

– Что вы! В ученой среде сколько угодно было тайно-монашествующих, а верующих и того больше! Всех я вам не перечислю, но, к примеру, в Московском Университете, очень многие математики, физики были глубоко верующие люди.

Возьмите Дмитрия Федоровича Егорова – знаменитый математик, президент Московского математического общества, почетный академик Российской Академии Наук. Или Николай Николаевич Бухгольц, профессор, тоже математик… Сергей Павлович Фиников, опять-таки, математик, профессор, алгебраист, я даже еще его помню, потому что он остался жив, а многие погибли в лагерях.

– А как Лосеву удавалось сохранять свою религиозность – без участия в церковной жизни? Ведь, даже если не вдаваться в противоречия «сергиан» и «непоминаюзих» — просто из личного чисто психологического опыта: долго остаешься наедине с собой в своей вере, и она начинает если не умирать, то словно засыпать.

Или все-таки его вера свелась к науке и эстетике, в конце концов?

– Вы рассуждаете, как те, кто заставил в свое время «каяться» Попова!

Разумеется, что вера Алексей Федоровича всегда оставалась самой что ни есть живой и горячей!

Прежде всего, хочу сказать, что у Лосева была феноменальная память. В том числе – он все богослужение и множество религиозных текстов знал наизусть. И молился постоянно, и в лагере, и потом, просто у себя в кабинете вычитывал литургию, например.

Да и в том самом чисто психологическом аспекте – он не был один на один со своей верой. Он не был вне церковного общения.

Он сохранял связи со своими прежними единомышленниками, с кем вместе был арестован и направлен на Беломорканал, и с их наследниками. Уже при мне – а я познакомилась и стала бывать у Лосевых с 1944 года – к нему приезжали и тут бывали люди, которые были еще при о. Давиде, его духовные чада.. Некоторые из них женщины, монахини – деться им было некуда – и они здесь жили.

Был один замечательный игумен, отец Иоанн Селецкий, которого буквально прятали его надежные келейницы, и он даже попал в эту книгу «За Христа пострадавшие». Его хорошо знал тоже нынешний ректор Свято-Тихоновского Православного Университета протоиерей Владимир Воробьев. Я даже помню, когда отец Владимир был молодым человеком, у него дома мы с Алексеем Федоровичем встречались с отцом Иоанном.

В то время отец Иоанн, можно сказать, был духовником Лосева: кроме этих тайных встреч на дому, он вел с ним духовную переписку, нередко даже исповедовался так – писал исповедь и потом через разных проверенных людей эту записку передавали отцу Иоанну. А через время – ответ от него.

Когда случалась такая возможность, передавали отцу Иоанну материальную помощь – ведь жилось тогда священникам очень туго!

Потом были еще замечательные отец Александр Воронков, который погиб, и его вдова, матушка Вера, она самое активное участие принимала во всех этих делах. Большей частью это шло через жену Лосева Валентину Михайловну. А уж когда ее не стало, через меня.

…Трудно себе это все представить…

– Получается, что Лосев вел такую двойную жизнь: в среде единомышленников он был монахом и активным участником подпольной церковной жизни – а с другой стороны наука, преподавание…

– На самом деле о монашестве Лосева мало кто знал даже из единомышленников. Это с одной стороны. А с другой – он оставался монахом и в своей научной жизни. Ровно настолько же.

Недавно вышла книжка одного ученика Алексея Федоровича, профессора Рачкова, сейчас он уже на пенсии, живет в Тамбове. И очень любопытно: там есть глава, посвященная Лосеву, каким Рачков его запомнил с тех пор, когда учился в МГПИ. Он вспоминал, как студенты удивлялись, когда узнали, что тот профессор, который преподает им самую обыкновенную латынь, оказывается, как говорят, он – философ. Как же может быть философ у нас, в советской стране?? Они были потрясены. Показывали чуть ли не пальцем друг другу: вот этот вот, в черной шапочке, он – философ! И стали к нему приглядываться, к этому философу.

И вот еще одно из его воспоминаний, как сидит Лосев на каком-нибудь большом собрании, как будто подремывает, а рука у него под пиджаком. А потом, когда надо ему выступать, встает и замечательно говорит, лучше всех говорит! Значит, он не дремал?!

Но этот студент, конечно, не знал, что Лосев читает Иисусову молитву, а рукой под пиджаком крестит сердце.

– А это так и было? Я в свое время читал, что это были выдумки…

– О том, что руку Лосев все время держит под пиджаком, говорили многие, но мало кто знал – зачем. А учеников, которые могли бы рассказать о всяких подобных наблюдениях, загадочных для них, было очень много. Вот здесь, дома у Лосевых проводились специальные занятия с аспирантами. И только тут, на этих домашних занятиях вот тут за этим столом занималось в разные времена более 600 аспирантов!

Ведь мне приходилось вести списки, так что все фамилии записывались.

– Этого требовали «органы»?

– Что вы! Совсем наоборот! Дело в том, что Лосева, как весьма подозрительного, постоянно проверяли, зондировали окружение и по всякому проверяли. Не хотелось, чтобы на эти занятия попал бы человек, который потом мог пересказать в этих самых «органах», что слышал. Ведь эти люди, проверяльщики, почти всегда были очень недалекими и малообразованными. Так что любая цитата из древних текстов, которую произнес бы любой участник – тотчас была бы пересказана как какая-нибудь антисоветская и тому подобное.

Вот они, например, переводят стихи с русского на греческий, например, Алексея Константиновича Толстого. Или из «Евгения Онегина» на латинский язык. Это ж одно удовольствие было! С одной стороны. А с другой – это точнейшие научные знания. Потому что занимались, сравнивая древне-индийский санскрит, с греческим, с латинским и с церковно-славянским. Лосев и из Евангелия им давал примеры всевозможные, на разные синтаксические обороты. А они спешно записывали – ведь не знали и не слышали никогда ничего такого! Им и церковно-славянский преподавали едва-едва, даже запрещено было называть его церковно-славянским, он был просто старо-славянский язык. Потому что старались его как можно меньше связывать с религиозным текстом. А как его можно не связывать?

Вот я и старалась следить, чтобы приходили к нам действительные аспиранты, для которых происходящее на Лосевских занятиях было бы вполне понятным. Да и которые не стали бы никуда ничего пересказывать! Вот прямо так по спискам проверяла – что да, это аспирант кафедры общего языкознания, это аспирант кафедры русского языка, а если являлся человек не знакомый, я немедленно его выпроваживала.

А то ведь бывало, звонили сюда на квартиру и спрашивали: а что за семинар у вас там проводится? Можно придти и послушать? Я говорила, что никаких семинаров специальных здесь нет, а проводятся официальные занятия с аспирантами, разрешенные ректоратом, и… пожалуйста, если ректорат вам разрешит, то придете.

Многие из этих учеников потом писали Алексею Федоровичу, многие стали заниматься проблемами, связанными с верой, с церковным языком, например. Вот почему и говорил тогда отец Давид, что ты науку-то не бросай! Важно было остаться на своем месте, чтобы как-то новому поколению помогать, и потихоньку его обучать. Это было действительно такое очень серьезное научение.

А несколько раз было, что приходили совсем чужие молодые люди, прямо в дверь звонили сюда и спрашивали: а правда Лосев верующий и вообще, как он к этому относится? Я их, конечно, сюда не пускала, но с ними разговаривала и кое-что объясняла.

– А зачем они спрашивали?

– Любопытная была аргументация: если Лосев – верующий, то и мы можем веровать!

– Это когда ж такие люди приходили? Неужели в советские годы?

– Это было начало 80-х. После смерти Сталина много издавали лосевских работ, и когда читает человек с головой и без предубеждения, он же все замечает! Но поскольку прямо нигде ничего не сказано о Боге и тому подобное, то вот и приходили переспросить, уточнить.

А бывали просто поклонники. Знаете, делали ксерокопии «Диалектики мифа» в огромном количестве… Однажды пришел один принес 30 или 40 штук! И говорит: ну хоть одну букву пусть поставит, так сказать, автограф.

– Да, заметно времена изменились, раз стало такое возможно…

– Менялось все, конечно, но не так уж быстро. Вот, например, была традиция такая советская, устраивать научные юбилеи известных ученых. Пышные такие заседания с чествованием. Так вот Лосеву впервые такой юбилей провели, когда ему было 75 лет! Благо он прожил 95.

После этого юбилея даже и в «Правде» стали о нем писать! А «Правду» ведь все читали.

Удивительно ведь, если в «Правде» пишут о каком-то таком удивительном ученом, который говорит, что, оказывается, должно быть дерзание духа у человека.

Люди читают, задумываются…

А корреспондент потом, кстати, монахиней стала, матушка Павла. 24 мая, на Кирилла и Мефодия, когда бывает ежегодная панихида на Ваганьковском кладбище по Лосеву, она всегда приходит.

– Алексей Федорович особо почитал Кирилла и Мефодия?

– В день их памяти он скончался. Ну, и кроме того действительно были разные моменты… Так домовый храм гимназии, где в детстве учился Алексей Федорович, был посвящен Кириллу и Мефодию.

И его последний текст, как бы такое его завещание, последнее, что он мне продиктовал – о Кирилле и Мефодии.

– Аза Алибековна, а правда, что большинство его учеников, которых мы знаем как ученых, Аверинцев, Бибихин, например, и другие – они не знали, что Лосев верующий, глубоко-религиозный человек?

– Частично правда, частично нет.

Вообще удивительно, что такой человек, как Сергей Аверинцев, сомневался и не знал. Как-то в конце 60-х, когда готовилась философская энциклопедия, и Аверинцеву надо было туда сдавать статью, он приходил к Лосеву консультироваться по вопросам православия и католичества. Они очень много говорили – как можно было не знать?? А с Аверинцевым вместе приходил его друг Александр Викторович Михайлов. И он точно и очень хорошо знал мировоззрение Лосева.

Михайлов вообще был замечательный человек, очень скромный. И он продолжал глубоко общаться с Алексеем Федоровичем в дальнейшем. И когда его не стало, то он постоянно у меня бывал здесь. Он был еще профессором Московской Консерватории и тоже эстетику читал, как когда-то и Лосев.

– Аза Алибековна, Вы прожили столько лет близ Алексея Федоровича, и знаете его наверняка глубже всех. Скажите, дома, в семье вы говорили когда-нибудь на серьезные, богословские темы, о спасении души, например?

– Специально – нет, никогда не говорили (смеется). Я и не знаю, зачем бы было говорить. Супруга Алексея Федоровича, Валентина Михайловна, вместе с ним приняла монашество – имена Андроник и Афанасия не случайны, так звали святых супругов, которые каждый пошел в свой монастырь, а потом, в старости объединились и жили вместе.

А со мной? Я тоже в какой-то момент стала у них как член семьи… Мы молились и вместе и порознь. А разговаривала со мной на религиозные темы чаще Валентина Михайловна. Она умела очень хорошо разъяснять труднейшие вещи и любила общаться с человеком.

– Когда читаешь книги Лосева, там все понятно, но все говорится таким «эзоповым языком»! Он в жизни тоже так говорил?

– Ну, книги Лосева очень разные. «Философию имени», например, тяжелая книга. Там даже ни разу слово «Бог» не употребляется – а она вся о Нем. Только надо догадываться и читать внимательно. Так Лосев в предисловии пишет, что на него повлияли старые давние, важные учения об имени – о чем это? Имя Божие! …И так далее.

А вот «История эстетики», вот эта огромная, которую люди по томам читали. Там никакого эзопова языка нет. Ясно, что Лосев, изучая античную культуру, подводит от язычества к христианству. Потому что ведь последние тома, это уже блаженный Августин, Александрийская школа – уже христианство.

Как развивается учение о Божестве? Сначала это политеизм, грубый, потом начинает все утончаться… Учение о вечных идеях – что это такое «вечные идеи»?

– Платонизм.

– Да, а потом неоплатоники, учение о «Едином», Которое все держит в себе, но имени не имеет. Это же замечательно! Значит, ты читаешь и знаешь, да, уже было «единое», учение о едином, но без имени. А без имени ничего невозможно вообще по настоящему. Как же? Должно быть имя! Вот оно-то и появляется, Имя Божие.

Так что тут эзопова языка нет. Очень хорошо это последовательное развитие и отличия античности от христианства выражено в «12 тезисах об античной культуре».

А бывало другое дело, когда надо было продвинуть свою идею. Вот, например, книга о символе. Это знаменитая вещь! Потому что символ все оплевывали, считали, что символисты – это полный упадок и тому подобное. Чтобы ее продвинуть, Лосев доказывал, что символ – всюду. И даже в советской литературе – в хорошей – всегда есть символизм. И даже герб Советского Союза – это и есть символ. А вовсе не аллегория.

То есть он продолжал то, о чем говорил в «Диалектике мифа». Там же прямо идут целые главы о том, что такое миф: что это не аллегория пустая, и не метафора – правда? Не сравнение… и так далее. Он все свои идеи стал здесь продвигать, но чтобы книга пошла, он взял и в предисловии накатал там всего: и академика Митина как он что-то высказывался, и Ленина насчет того, как он критиковал там Плеханова, и так далее. Что вы думаете? Когда ее стали печатать, в издательстве «Искусство», все равно был большой скандал. Все равно с огромным трудом. Вытащили оттуда целый ряд глав, а потом, правда, со скандалом, стали впихивать назад. Сами понимаете, когда сначала вытаскивают, потом впихивают, что получается. Поэтому по-настоящему еще эта книга с огромной библиографией еще не напечатана. А Лосев сам составлял всю символическую библиографию – вот такая вот гора. Уже все готовое, все набранное даже, но не напечатанное.

– Аза Алибековна, а что в центре Лосевского мировоззрения находится?

– Как это?

– Ну, «благое», да?

– Благое? Ну что там благое? Не благое, а… Бог. В центре лосевского мировоззрения. Воскресение. Мы живы все! Вот в чем дело. В каком это псалме говорится? Что жив буду, не умру. Вот это и есть. Все живы. И он всегда говорил, наша эта жизнь – есть только предисловие к той. Вот это самое настоящее. И даже он улыбался и говорил: вот, всех увижу! И даже увижу собаку Мальчика, которая была у меня в детстве! Почему-то вот такая у него была идея, что все вот будет, весь родной дом, все родные, все будем вместе! И вот это и есть настоящая жизнь.

Беседовал Сергей Канев

Обсудить на форуме >>>

Лосев Сергей Васильевич

Родился 2 августа 1948 года.
Заслуженный артист РФ (1997).
Учился (четыре курса) на математико-механическом факультете Санкт-Петербургского университета.
В 1975 году окончил Ленинградский Государственный институт театра, музыки и кинематографии.
По окончании ЛГИТМиК играл в Ленинградском театре Комедии.
С 1980 года — актёр БДТ имени Г.А.Товстоногова.
Преподаватель актёрского мастерства в университетском Центре эстетического воспитания.
C 1989 года был постоянным участником знаменитого ленинградского театра капустников «Четвёртая стена» под руководством Вадима Жука (вместе с Александром Романцовым, Борисом Смолкиным и Ириной Пярсон). театральные работы»Энергичные люди» В.М. Шукшин (Простой человек)
«Общественное мнение» А. Баранга (Ионица)
«Жестокие игры» А.Н. Арбузов (Ловейко)
«Дундо Марое» М. Држич (Хозяин харчевни)
«Перечитывая заново» (Матрос)
«Оптимистическая трагедия» В.В. Вишневский (Вайнонен)
«Волки и овцы» А.Н. Островский (Павлин)
«Мы, нижеподписавшиеся» А.И. Гельман (Проводник)
«Мачеха Саманишвили» Д. Клдиашвили (Аристо)
«Смерть Тарелкина» А.В.Сухово-Кобылин — А.Н. Колкер (Чиновник)
«Иван» А.А. Кудрявцев (Вася Фунтик)
«Сад без земли» Л.Н. Разумовская (Старик)
«Визит старой дамы» Ф. Дюрренматт (Телерепортер)
«Театр времен Нерона и Сенеки» Э.С. Радзинский (Диоген)
«Удалой молодец – гордость Запада» Д. Синг (Отец Рейли)
«Женитьба Бальзаминова» А.Н. Островский (Чебаков)
Семейный портрет с посторонним» С.Л. Лобозеров (Михаил)
«Мещанин во дворянстве» Ж.-Б. Мольер (Журден)
«Мамаша Кураж ее дети» Б. Брехт (Писарь)
«Киноповесть с одним антрактом» А.М. Володин (Филимонов)
«Коварство и любовь» Ф. Шиллер (Полицейский)
«Ревизор» Н.В. Гоголь (Абдулин)
«Пиквикский клуб» Ч. Диккенс (Фогг, Тапмен, Додсон)
«Лес» А.Н. Островский (Восмибратов)
«Борис Годунов» А.С. Пушкин (Народ)
«Веселый солдат» Н.Н. Садур (Санитар Лемке)
«Парочка подержанных идеалов» по драме Г. Ибсена «Росмерсхольм» (Ульрик Брендель)
«Двенадцатая ночь, или Как пожелаете» У. Шекспир (Капитан Антонио)
«Таланты и поклонники» А. Н. Островский (Великатов)
«Дом, где разбиваются сердца» Б. Шоу (Менген)
«Черная комедия» П. Шеффер (Гарольд Корриндж)
«Власть тьмы» Л.Н. Толстой (Митрич)
«Ночь перед Рождеством» Н.В. Гоголь (Чуб)
«Месяц в деревне» И.С. Тургенев (Игнатий Ильич Шпигельский)
«Школа налогоплательщиков» Л. Вернейль и Ж. Берр (Лашапелод)
«Время женщин» Е.Чижова (Хрущев)
«Алиса» А. Могучий, С. Носов, С. Щагина (Гусеничка)
Санкт-Петербургский антрепризный театр Комедий:
«Папа в паутине, или Слишком женатый таксист-2» призы и награды Награждён медалью Пушкина в феврале 2009 года

последнее обновление информации: 13.06.20